|
|
17.08.2016
Августовский путч 1991 годаВ ночь с 18 на 19 августа 1991 года представителями высшего руководства СССР, несогласными с политикой реформ Михаила Горбачева и проектом нового Союзного договора, был создан Государственный Комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР). В ГКЧП вошли вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, министр обороны СССР Дмитрий Язов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, первый зампред Совета обороны СССР Олег Бакланов, председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков. А.И. Тизяков, В.А. Стародубцев, Б.К. Пуго, Г.И. Янаев, О.Д. Бакланов
19 августа 1991 года, за день до подписания нового Союзного договора, СМИ передали "Заявление советского руководства", гласившее, что "в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР", в соответствии со статьей 127.7 Конституции СССР полномочия Президента Союза ССР переходят к вице-президенту Геннадию Янаеву, вводится чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года, а для управления страной образуется Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР). Постановление ГКЧП №1 предписывало приостановить деятельность политических партий, общественных организаций, запрещало проведение митингов, уличных шествий. Постановление №2 запрещало выпуск всех газет, кроме газет "Труд", "Рабочая трибуна", "Известия", "Правда", "Красная звезда", "Советская Россия", "Московская правда", "Ленинское знамя", "Сельская жизнь". Прекратили вещание практически все программы телевидения. Президент СССР Михаил Горбачев, в это время находившийся на отдыхе в Крыму, был изолирован на правительственной даче в Форосе. Утром 19 августа войска и боевая техника заняли узловые точки на магистралях, ведущих к центру Москвы, и окружили район, прилегающий к Кремлю. В 11:45 несколько десятков танков вплотную приблизились к Дому Верховного Совета и правительства РСФСР на Краснопресненской набережной (Белому дому). Ответом стали массовые демонстрации и митинги протеста в Москве, Ленинграде и ряде других городов страны. Сопротивление путчистам возглавили президент РСФСР Борис Ельцин и руководство России. Ельцин подписал Указы № 59 и №61, где создание ГКЧП было квалифицировано как попытка государственного переворота; союзные органы исполнительной власти, включая силовые структуры, были переподчинены президенту РСФСР.  Борис Ельцин заявляет о незаконности действий ГКЧП. Август 1991 года
Центром сопротивления ГКЧП стал Белый дом. Борис Ельцин, стоя на танке, зачитал "Обращение к гражданам России", в котором назвал действия ГКЧП "реакционным, антиконституционным переворотом" и призвал граждан страны "дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию". Обращение подписали президент РСФСР Борис Ельцин, председатель Совета министров РСФСР Иван Силаев, председатель Верховного Совета РСФСР Руслан Хасбулатов. Вечером по телевидению была показана пресс-конференция членов ГКЧП. На ней отсутствовал Валентин Павлов, у которого развился гипертонический криз. Участники ГКЧП заметно нервничали; весь мир обошли кадры трясущихся рук Геннадия Янаева. 20 августа принято решение о введении в Москве комендантского часа. Вокруг Белого дома собрались добровольческие отряды защитников для обороны здания от штурма правительственных войск. В ночь на 21 августа в подземном транспортном туннеле на пересечении Калининского проспекта (ныне улица Новый Арбат) и Садового кольца (улица Чайковского), забитом бронетехникой БМП, во время маневрирования погибли трое гражданских лиц: Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский. В течение трех дней стало ясно, что выступление ГКЧП общество не поддержало. Утром 21 августа начался вывод войск из Москвы, в 11 часов 00 минут состоялась чрезвычайная сессия Верховного Совета РСФСР. Сессия поручила премьер-министру РСФСР Ивану Силаеву и вице-президенту РСФСР Александру Руцкому отправиться к президенту СССР Михаилу Горбачеву и освободить его от изоляции. 22 августа на самолете ТУ-134 российского руководства президент СССР Михаил Горбачев с семьей вернулся в Москву. Шестеро членов ГКЧП и помогавший им заместитель министра обороны генерал армии Валентин Варенников, а также ряд других деятелей (в том числе председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов) были арестованы. Им было предъявлено обвинение по статье 64 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине). 23 февраля 1994 года члены ГКЧП были выпущены из тюрьмы по амнистии, объявленной Государственной Думой. Материал подготовлен на основе информации из открытых источников
До сих пор в обществе бытует множество мифов о беззащитности Белого Дома, об офицерском корпусе, поголовно поддержавшем ГКЧП, и о первых и верных защитниках демократии – воздушно- десантных войсках... В 1991-м году я был старшим преподавателем кафедры Военно-инженерной академии имени Куйбышева. В августе ушел в отпуск и о ГКЧП узнал, как и все, случайно. В этот день с самого утра по радио звучала лишь классическая музыка, по телевизору показывали балет «Лебединое озеро» — и никаких новостей! Такое в советские времена случалось только когда умирал кто-то из первых лиц государства. Чтобы узнать хоть какие-то подробности, многие, в том числе и я, отправились в центр Москвы. В толпах митингующих говорили, что надо идти к Белому Дому, так как только там сейчас есть вся информация о том, что творится в стране. 19 августа 1991 года. У Белого Дома царила неразбериха: кто-то митинговал, кто-то командовал, кто-то куда-то звал… Единого командования не было. Свои штабы имели «ДемРоссия», Ельцин, Руцкой, депутаты Филатова, Хасбулатова, Ковалева… Я подошел к зданию поближе (тогда у Белого Дома не было высоких металлических заборов, только милицейская охрана в подъездах), увидел, как какие-то люди строят баррикаду. Предложил помощь. В ответ услышал: «Ну что ж, полковник, иди нашему капитану в распоряжение». Капитаном был мастер какого-то радиозавода, в недавнем прошлом старший лейтенант запаса («капитана» он себе для солидности присвоил сам). Тогда я понял, что люди не случайно стали вспоминать свои воинские звания — значит, без военных тут не обойтись. Поздно ночью, когда уже вернулся домой, жена сообщила, что меня отозвали из отпуска. Нужно было выбирать: возвращаться на службу или идти на баррикады. Выбрал баррикады… 20 августа 1991 года. Утром, часов в 7, прямо в военной форме я поехал к Белому Дому. К этому времени стало известно, что образован штаб обороны Белого Дома, который возглавил народный депутат генерал-полковник Константин Кобец. Для штаба требовались военные специалисты. Я вдруг заметил, что ко мне присматривается плотный коренастый мужчина. Он представился: «Юрий Качанов, депутат Октябрьского райсовета Москвы, подполковник академии химзащиты». Узнав, что я кандидат наук, бывший начальник оперативного отдела, разрабатывал учения для начальников инженерных служб военных округов и армий, Качанов сказал: «Это то, что нужно. Мы формируем штаб обороны. Не хотите в нем поработать?» Я сразу же согласился. Штаб располагался в 20-м подъезде, рядом с приемной Кобеца. Там уже сидело 5-6 человек. Кто-то писал, кто-то звонил, а парень у окна слушал по радио переговоры на милицейской волне. Качанов сказал: «Вот, привел вам начальника оперативного отдела». Но знакомиться особенно было некогда. Через пару минут зашел генерал Кобец и приказал: «Необходимо собрать для правительства данные об обстановке в войсках на всей территории Союза. Особое внимание обратить на войска КГБ. Затем нужно будет оценить обстановку в Москве и подготовить предложения по обороне Дома Советов. И еще, с этой минуты все должны выполнять только распоряжения нашего штаба обороны. Ни министры, ни народные депутаты больше не имеют права отдавать распоряжения защитникам». В штабе, кроме стола буквой «Т», приставных стульев, нескольких ручек да пары общих тетрадей, ничего не было: ни привычных топографических карт, ни таблиц, ни закрытых систем связи для ведения секретных переговоров. Помогли друзья-военные. Сочувствующих нам среди них оказалось много. И уже через пару часов из Генштаба принесли подробнейшие карты Москвы, милиционеры дали схему постов охраны Дома Советов. До 16.00 мы обзванивали воинские части всего Союза. Но собирать секретную информацию по открытой линии связи, да еще под собственной фамилией, — это мне, профессиональному оператору, и в кошмарном сне не могло присниться. И мои опасения были не напрасны. Днем в штаб пришел подполковник из КГБ и сказал: «Мужики, ваши телефоны в моей конторе проставили на постоянную запись». Но отступать мы не могли, у нас был приказ. Получать информацию с мест нам помогали не только военные. Ситуацию о воздушной обстановке над территорией страны мы получали от профсоюза диспетчеров «Аэрофлота». Радисты-любители установили связь с коллегами из областных и краевых центров. Особенно помогли журналисты. Они многократно озвучивали номера телефонов пресс-центра Белого Дома в СМИ, и по ним сами военнослужащие звонили, рассказывая о положении дел. Нас в основном поддерживал «средний класс» офицеров армии, флота, КГБ и МВД, то есть майоры – полковники. От представителей высшего командного состава ни одного звонка мы так и не получили. Обо всем, что нам удалось узнать с мест, мне было поручено доложить вице-президенту РФ Руцкому, который заявил, что обстановку надо довести до народных депутатов. Для этого их собрали во внутреннем дворике Белого Дома, где на капоте служебной легковушки я разложил карту и начал докладывать. Картина к тому моменту вырисовывалась следующая. На тот момент на нашу сторону перешли: частично войска связи, ВВС во главе с главкомом Евгением Шапошниковым, личный состав Ленинградской военно-морской базы, экипаж корабля Тихоокеанского флота и подводники Северного флота, а также некоторые части ПВО, МВД и КГБ России. Распоряжением МВД России нам на поддержку были даже вызваны курсанты Орловской, Рязанской, Брянской, Владимирской и Волгоградской школ милиции. Командующие Балтийским и Тихоокеанским флотами публично заявили, что отвечают только за защиту морских рубежей. Пограничные войска ограничились мерами по усилению государственной границы. Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) заняли позиции нейтралитета. Но многие из офицеров так и не смогли занять никакой позиции, так как в отдаленных гарнизонах и заставах о событиях августа 1991 года узнали лишь спустя месяцы. По Московскому же региону расклад сил был таким: 45-50% офицерского состава Московского гарнизона выполнят все распоряжения ГКЧП, 20-25% поддержали новую российскую власть, 30-35% заняли выжидательную позицию. Точно было известно, что на стороне ГКЧП выступили войска ПВО СССР под командованием генерал-полковника Ивана Третьяка и большая часть сухопутных войск. Имелась достоверная информация, что еще накануне Северный сектор столицы заняла Таманская дивизия, развернув на Ходынке передвижной КП командующего МВО. Кантемировская танковая дивизия отвечала за южное направление с КП на Воробьевых горах. Командирам частей приказано было в переговоры с депутатами и населением не вступать. А командующий сухопутными войсками генерал-полковник Варенников, который находился на тот момент в Крыму, вылетел в Киев, чтобы подтолкнуть к поддержке ГКЧП «нерешительного» командующего Киевским военным округом. ГКЧП поддержала и большая часть офицеров КГБ и МВД СССР, а также воздушно-десантные войска во главе со всем своим командованием. Мне тогда и в голову не могло прийти, что через 5-10 лет о десантниках будут говорить как «о самых верных защитниках демократии». И это несмотря на то, что непосредственным разработчиком плана использования сил и средств Минобороны при введении ГКЧП был именно генерал ВДВ Павел Грачев. По его команде были поданы самолеты для переброски 104-й дивизии из Пскова и 26-й отдельной бригады ВДВ – в Ленинград, а 23-й – в Кременчуг (Киевский военный округ). 21 отдельная бригада ВДВ высадилась в подмосковной Кубинке, чтобы «взять под охрану» все главные объекты в столице. Еще19 августа участники обороны Белого Дома узнали о том, что на одном из оперативных совещаний заместитель командующего ВДВ по боевой подготовке и ВВУзам генерал-майор Александр Лебедь разработал интересный план. Он попросил выдать ему побольше российских флагов, чтобы его бойцов, которые будут ими размахивать, на баррикадах приняли за своих. Тогда они смогут вплотную подойти к Белому Дому и одним батальоном внезапно его захватить. Об этом тут же было доложено Руцкому. И когда вечером 19-го десантный батальон Лебедя попытался двинуться к Белому Дому, москвичи преградили ему дорогу. Лебедю предложили переговорить с Константином Кобецом. Он отказался, сказав, что выполняет приказ командующего ВДВ, и дал приказ батальону двигаться к стенам Белого Дома. Но москвичи взяли их машины в плотное кольцо. Обстановка накалилась. Тут вмешался Руцкой. Он уговорил Лебедя встретиться с Ельциным. И в разговоре с ним генерал дал честное слово, что его десантники не поднимут оружие против защитников демократии. После чего 8 боевых машин десанта подошли к северному порталу здания и, по словам Лебедя, «взяли защитников демократии под охрану». Но мы понимали, что в случае штурма они могут стать «троянским конем», а потому, по решению штаба обороны, неподалеку от них было решено расположить надежный резерв – 300 «афганцев» Аушевского комитета воинов–интернационалистов. У белого Дома десантники простояли до утра, пока их командир майор Сергеев не свернул батальон и не ушел, разведя руками: «У меня приказ». Видимо, батальон выводился, чтобы не попасть под «дружественный огонь» во время предполагаемого штурма, о котором нам, членам штаба по обороне, было уже известно. В этот день, в 14 часов, в Минобороны прошло закрытое совещание, где присутствовали маршал Ахромеев — советник президента СССР Горбачева, замминистра обороны СССР, командующий ВДВ генерал Ачалов, начальник Генштаба Моисеев, заместитель командующего ВДВ Павел Грачев. Там разрабатывался план штурма Дома Советов, который должен был состояться в ночь с 20-го на 21-е августа. Главная роль в нем отводилась группе «Альфа». Ее командиру, генерал–майору Виктору Карпухину, для этого давались в распоряжение 15000 человек: спецподразделения трех высших управлений КГБ и московского ОМОНа, а так же вся дивизия Дзержинского и два воздушно-десантных полка из Молдовы. После совещания генералы Карпухин и Лебедь, который накануне обещал Ельцину, что не прольет кровь защитников демократии, отправились на рекогносцировку. Они незаметно объехали вокруг российского парламента и составили план действий, который предполагал, что в 3 часа ночи подразделения ОМОНа очистят от людей площадь у Белого Дома с помощью газа и водометов. Сразу после этого на нее войдут спецподразделения. Затем, используя гранатометы, они в течение 15 минут займут Белый Дом. Поддержку с воздуха обеспечат вертолеты. Почему «Альфа» отказалась от штурма? До сих пор точного ответа на этот вопрос не знает никто. Возможно, потому, как рассказывал командир «Альфы», что ему позвонил председатель КГБ РСФСР Иваненко и сказал: «Ребята, не ввязывайтесь вы в это грязное дело». А возможно, потому, что и в личной охране Бориса Ельцина и среди тех, кто пришел тогда на площадь, у ребят из «Альфы» было много друзей. Тех, с кем они жили в одном доме, скитались по милицейским общагам, служили в ОМОНе... Если бы они согласились в них стрелять, то как потом смотрели бы в глаза женам своих друзей? Но о том, что «Альфа» откажется стрелять, 20 августа мы еще не знали. Однако этим вечером все же пролилась первая кровь. Под боевые машины пехоты, которые выдвинулись по Садовому кольцу от Площади Восстания на Зубовскую площадь, попали трое защитников Белого Дома: Дима Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Ребята погибли, но движение машин было остановлено. 21 августа 1991 года. В 0 часов 10 мин. прошло сообщение, что БМП, стоящие на московских улицах танки прорываются к Белому Дому. Один из офицеров КГБ рассказал, что штурм здания назначен на 2 часа ночи. По его данным, отряды спецназа КГБ находятся уже на исходных позициях. Мы готовились к худшему. На всякий случай даже отправили из штаба своих самых молодых помощников. Вручили двум капитанам наш оперативный журнал и приказали больше не возвращаться. Но кое-кто из коллег и сам не выдержал: трое отпросились «по семейным обстоятельствам» и в штабе уже больше не появились. Авиадиспетчеры из ассоциации «Аэрофлота» ночью нам сообщили, что с аэродрома подскока в Подольске по направлению к Москве взлетел вертолетный полк. Это было уже серьезно. В здании по внутренней связи передали приказ: «Всем плотно закрыть жалюзи и отойти от окон». Однако вертолеты над Белым Домом так и не появились. Как выяснилось позже, из-за темени, дождя и низкой облачности вертолетчики потеряли ориентировку над мегаполисом и вернулись на аэродром. Это тоже стало одной из причин, почему штурм Дома Советов сорвался. 22– го августа. На третий день стало ясно, что мы побеждаем, и тут появилась усталость. Весь день поступала информации, что начался вывод техники из Москвы. Правда, баррикадники не хотели ее пропускать, боялись повторения ночи с 20 на 21 число. В 14 часов прошла неподтвержденная информация о том, что Министр обороны России маршал Язов арестован, а министр МВД Союза Пуго – застрелился, а из здания ЦК КППС кто-то начал выносить архивные документы. На баррикадах людей заметно поубавилось, командовать уже было особенно некем. Начальник разведки подполковник Геннадий Янкович передал приказ вице-президента Александра Руцкого: штабу можно расходиться. Однако после обеда пришел представитель прокуратуры, заявивший, что им требуется помощь в расследовании гибели Владимира Усова, Дмитрия Комаря и Ильи Кричевского. И нам снова пришлось остаться. 23-24 августа. В эти дни штаб завершил свою работу. Мы победили. От нас только требовалось привести в порядок все записи, чтобы сдать их в Государственный комитет по обороне РФ. Но юрист штаба подполковник Владимир Никитин вдруг потребовал изъять для переработки 1-й экземпляр приказа № 3 Министра обороны РСФСР «О создании штаба обороны Белого Дома». К 24-му августа в нем числилось 26 человек. Но после «переработки» он неожиданно «распух, увеличившись более, чем в два раза. К штабу оказались «прикомандированными» полковники и генералы, которые все четыре дня отсиживались, не разработали ни одного документа, а в ночь с 20 на 21 спокойно спали на стульях в собственных кабинетах, которых даже на подступах к Белому Дому никто не видел. Однако именно они потом получили и государственные награды и очередные воинские звания, включая секретаря – делопроизводителя комитета. А сам юрист штаба Владимир Никитин в период с августа по январь 1991 года от подполковника дорос аж до генерала. Действующие офицеры штаба, те, что «пришли с улицы», новым Министром обороны РФ генералом Грачевым в 1992 году из армии были потихоньку уволены. Тем, кто явно поддержал ГКЧП, тоже досталось. Под различными предлогами из Вооруженных сил в 1991-1992 годах убрали более 300 генералов. Власти оказались не нужны военные, имеющие собственное мнение и хоть какую-то политическую позицию. |
